Грани Игры - Страница 53

Учитель не ждал. На стук Тёма в нужную дверь ему никто не открыл. Так как за дверью было тихо, то Тём с грустью констатировал очевидное. Опоздал. Как чувствовал, нафик было так долго этот форум просевать. Хотя есть же хозяин гостиницы, который почти всё время в зале находится, может инквизитор что‑то ему на словах для ученика передал?

Но на вопрос Тёма о Клаусе, тот сделал непонимающее лицо.

— Не знаю. Может, выходил. Может, заходил. Может, совсем не было. Я то на кухне, то на улице. А какой он, про которого ты спрашиваешь?

Тём разве что не плюнул в сердцах.

— Такой. У него ещё хвостик пупочкой.

И оставив моргать зависшего над его ответом трактирщика, отправился к себе в номер. Полчасика можно и подождать, есть чем заняться. Авось к этому времени и учитель вернется.

В дверь вежливо постучали и намного раньше, намеченных для себя Тёмом, получаса.

Понятно, что хозяин, конспиратор дрянский, извиняться пришел, может в клювике, что про Клауса принес. Тём неспешно пошел открывать дверь. Пусть помучается в раскаянии.

Открыл и немного э. удивившись, пропустил стоявшего перед дверью инквизитора в комнату.

Спрашивать, как инквизитор узнал, где его найти, было лишним. Тём уже понял, что у Клауса с владельцем гостиницы было очень доверительное отношение.

Наконец, Тём сумел рассмотреть своего учителя без спешки и в спокойной обстановке.

То, что он высок, худощав и лыс, Тём успел увидеть и при первой встрече. На лице обычный, длинный и прямой нос, впрочем, к старости обещающий стать выдающимся. Жесткая ниточка черных усов над щелочкой узких губ и свинцового цвета глаза. Но вот то, что прищур глаз, с разбегающимися из внешних уголков лучиками, менял выражение лица с холодного и жесткого на лукавое и даже добродушное, а тяжелый свинец глаз в следующее мгновение уже завораживал глубокой синевой, можно было увидеть только вблизи. А ещё первая их встреча совсем не оставила возможности увидеть Клауса в одежде. Поэтому по одежки встречать пришлось с попытки номер два.

Мягкие сапоги, охотничьего кроя брюки, шитые у дорогого мастера и щегольская рубаха совсем не сочеталась с образом инквизитора. Только перекинутые через руку плотный, темный, непромокаемый, инквизиторский плащ и фиолетовая сутана напоминали о принадлежности вошедшего к церковному сообществу.

— Доброго дня, ученик. Я проводил Стефанию до конца улицы, немного заскучал и решил узнать поближе, кого мне в ученики послало провидение.

— Стефания это та дама с которой….Которая была у вас в номере?

— Да. И она очень благочестивая женщина. Мы с ней чудесно провели время в беседе о необходимости и способах отделения козлищ от овец.

— Своевременная тема, — осторожно прокомментировал ученик. И припомнив повторяющуюся "забывчивость" хозяина "Поросенка", вслух предположил, — и наверное Стефания не единственная с кем вы её обсуждали.

— Ты прав, как никто другой, ученик. Это просто напасть какая‑то, полвина знатных дам города вдруг решили исповедаться у меня. Кто‑то видимо пустил ложный слух, что я лучший исповедник коллегии.

— А это не так, учитель?

— Признав это, я могу впасть в грех тщеславия. Примем как данность, что я просто рядовой работник инквизиции, к тому же временно находящийся вне коллегиальной иерархии.

— Учитель, скромность, конечно, делает вам честь, но у меня язык не повернется назвать вас рядовым работником. Конец исповеди прелестной Стефании я слышал, даже находясь этажом ниже. И тоже могу свидетельствовать что, на слух, вы исключительной силы исповедник.

— А вот этого не надо. Ибо тайна исповеди должна оставаться тайной исповеди при любых обстоятельствах. А если, в силу определенных естественных причин вызванных исключительным доверием к исповеднику что‑то из беседы и выходит за стены, ограждающие происходящее таинство, то свидетельствовать об этом не надо. Ибо именно такие свидетельства, сделанные подлыми завистниками, и послужили основанием для гнева главы коллегии инквизиторов Флоренса Мартина, и он, без решения конклава Пяти, принял самоличное решение о моем временном расставании с коллегией инквизиторов.

Многие дни, проведенные в Файролле, да ещё бок о бок с духом хранителем, уже приучили Тёма разговаривать, не делая поправок на то, кто его собеседник: игрок или не игрок.

— Учитель, вы попали в жернова нравственных разборок. А это, увы, не мой конек.

— Да что там разбираться! Флоренс, перепутал дух и букву заповеди о любви к ближнему своему. Может, букву я в чём‑нибудь и нарушил, но по духу я ни разу не отступил от заповеди "возлюби ближнего твоего больше себя".

Дзынь! Что там упало в почту? Письмо или сообщение о новом квесте? Посмотрим, но потом, когда хоть как‑то разберемся с этим "Ты их любишь маловато, ты их лепишь плоховато…"

— Учитель, но у вас же в коллегии целибат не обязательная норма?

— Нет. Просто некоторые собратья из нынешнего состава Пяти недопонимают истину, что правильнее не дать взойти ведьмовскому семени, вовремя сделав прополку, чем впоследствии жечь заполонивший всё поле бурьян на кострах. Ибо не мной сказано, что всякое естество звериное укрощается естеством человеческим.

Нет доблести в исповеди чистой девственницы, но труд исповеди десяти замужних женщин намного более сладостен и почетен.

Мда. Твердая позиция. Можно согласиться, что недо. э — э. любленные женщины это сущие ведьмы. Да и остальное сказанное, с такой подачей, как у Клауса у многих мужчин не вызовет желания поспорить. Вот только вот…