Грани Игры - Страница 16

Мизуки кивнула на дымчатую кошку, которая выгнув спину и устремив хвост к звездам, бодала её ногу то слева, то справа.

— И это тоже, — из кончиков пальцев руки, спокойно лежащей на прилавке, как будто выстрелили, каждый не менее пяти сантиметров, тонкие и острые когти. Даже на неподвижной руке они выглядели настолько опасно, что Тём невольно поежился.

— Я присматривалась к тебе и к твоему хранителю. Он тебя немного боится, хоть и меньше, чем меня. А ещё он тебя уважает. Это нельзя скрыть и это хорошо. Духи редко ошибаются в людях.

А ещё я вижу над тобой знак Кузнеца. Значит он тебе в чем‑то доверился.

Из всего, что я про тебя поняла, я вижу перед собой пусть и малого силой, но очень сильного духом человека. Воина, который не обманет попросившего его о помощи, не предаст доверившегося ему.

"Да, да, я такой как ты говоришь", — внутренней иронией уравновешивал Тём серьезность харжитки. Интересно, летучие мыши, которые как известно, терпеть не могут кошек, кого видят в Мизуки- кошку или человека?

— Я хочу попросить тебя об одной услуге. Но, пожалуйста, отнесись к ней предельно серьезно. От этого зависит не только моя жизнь, но и жизни многих из моего народа.

Вот ведь странно. Только что Тём воспринимал все в таком приподнятом, полушутливом тоне, а теперь, после слов Мизуки, как будто переключатель какой‑то внутри сработал. Как тогда, при получении задания от Кириана, Тём почувствовал, что сейчас от его ответа действительно будут зависеть жизни многих харжитов. Не цифр, не неписей, а именно сущностей нелюдской расы.

И Тём, больше не задумываясь просто сказал: "Да. Я согласен выполнить твое задание".

Наваждение тут же спало, и перед Темом опять была хозяйка торговой лавки, а сам он находился в игре. Но ернически — шутливое отношение к происходящему уже не вернулось.

— Я родилась в царской семье. Это случилось очень далеко от Северного моря в Камерии, царстве харжитов, на берегу совсем другого моря. Это море песчанное, с каждым годом захватывающее несколько метров нашей земли. Единственное, что ещё сдерживает пустыню, это Великая река. Река — колыбель и кормилица нашего царства. Отца я почти никогда не видела, да и маму не намного чаще. Он был всегда занят государственными делами, а мама всегда была при нем, полностью передав заботу обо мне сначала нянькам, а потом старому отцовскому учителю Бусситу.

Нельзя сказать, что я сильно расстраивалась по этому поводу. Свобода, горячий ветер пустыни и прозрачная прохлада реки — это все, что мне тогда было нужно от жизни.

А дальше, когда мне исполнилось пятнадцать лет, произошла обычная, как я теперь понимаю, история.

Папин брат решил, что его сын, с которым мы вместе гоняли пустынных змей, учили первые иероглифы и творили первые шалости, более достоин трона, чем я.

И возглавил заговор против моего отца. Моя юность кончилась в тот день, когда на рассвете запыхавшийся Буссит сказал мне, что мамы и отца больше нет. А за мной уже посланы убийцы, которых он опередил буквально на несколько минут. Я молча пошла за ним и села в лодку, на веслах которой сидел его племянник Кинки. Буссит воткнул мне в руки небольшой сверток, сказал, что это мама успела мне передать и оттолкнул лодку от берега.

Через два дня мы с Кинки вышли в Южное море, где ещё через день нас подобрал большой корабль западных купцов.

В свертке, переданном мне учителем, были фамильные драгоценности. Продав несколько самых простых из них подобравшим нас купцам, я и Кинки получили деньги на дальнейшее путешествие. За два следующих месяца мы пересекли ещё два моря и добрались до поселений Морских королей.

Тогда я думала только об одном- понадежней укрыться от идущих по моему следу убийц. Я знала, что их не отзовут. Ведь пока я жива, царская корона, великий артефакт позволяющий дважды в год призвать в пустыню дожди, остается инициирована на меня. И дядя не может с этим ничего поделать.

Я купила лавку в Ольхаре, спрятавшись за маской простой торговки, а Кинки вернулся на родину. Я бы никогда раньше не подумала, что не человек может затеряться среди людей. Мне, правда, раньше и думать об этом не надо было.

Мизуки грустно вздохнула и продолжила свой рассказ:

— Но здесь, на Севере, каждый ценит другого по делам его, а до остального им и дела нет. Так что, если кто и рассказывает о странной кошке на носу Змееглава… Да, я знаю, что многие именно так меня называют, то не как о диковинке, а как о владелице лавки, у которой можно не очень дорого купить необходимые вещи или выгодно продать добычу.

Когда я в спешке покидала родину, то и подумать не могла, что проведу в изгнании много — много лет.

Я очень скучаю. Я скучаю за своими соплеменниками, за теплой бирюзой Великой реки, за синевой оазисов и даже за особой суровостью пустыни и гор, защищающих границы царства.

Кинки навещал меня два раза за эти годы. Он рассказывал о том, как идут дела на родине.

К счастью, учитель выжил в тот день, когда спас меня от смерти. А больше хороших новостей и не было. Дядя оказался плохим правителем — жестоким и жадным. А именно он, а не его сын, над которым была проведена процедура помазания на царствие, правит харжитами.

За прошедшие годы, пустыня, над которой перестали идти дожди, очень быстро стала забирать ещё недавно плодоносные земли.

От меня ждали решения объявить себя наследницей и возглавить отряды восставших, воюющих сегодня с узурпатором поодиночке. Каждый сам по себе.

Я долго отказывалась, но вот недавно поняла, что у меня все равно нет другого выхода.